— Во что только не верят люди, если долдонить им об этом достаточно долго!
— Хм. Подумаем, что с этим можно сделать.
Торре отвез меня обратно в палату.
— Майор Торре, — обратился к нему Веррес, — скажите, почему вы сняли свой вопрос?
— Потому что тот пароль, который знаете вы, не совпадает с тем, что есть у той роты. — Майор не стал мучить пленного лейтенанта подробностями.
— В армии Кремоны ни у кого нет паролей сдачи, — криво ухмыльнулся лейтенант.
— Чего? — нестройно воскликнули Торре и я вместе.
— Нельзя сдаваться, это преступление!
— Какое счастье, что мы только полгода были союзниками, — с чувством сказал Торре.
— Лучше бы вообще не были, — подхватил я, — это какое-то безумие. Кажется, заразное. Все равно же сдаются.
Я почему-то думал, что такие порядки были только в далеком прошлом.
— Я не сдался! — запальчиво воскликнул лейтенант. — Я был без сознания.
— А хотя бы и в сознании, — заметил Торре. — Вы собирались убежать в лес на сломанных ногах?
— Я бы застрелился!
— Зачем? — спросил я спокойно. Точнее, я сделал вид, что спокоен, но, кажется, удачно.
Ответить было нечего, поэтому лейтенант отвернулся к стенке. Его сразу же оставили в покое.
Мама Маракана смилостивилась и пустила ко мне сразу всех друзей вместе, правда ненадолго. Основной поток раненых схлынул, поэтому Лариса не выглядела такой усталой, ночью она, наверно, поспала. Самым мрачным выглядел Гвидо. Я вопросительно посмотрел на Алекса: может, у Гвидо кто-нибудь погиб там, в Палермо? Алекс незаметно покачал головой и хмыкнул.
— Гвидо, что с тобой? — поинтересовался я. — Тебя не пустили в джунгли пострелять?
— Хуже, — буркнул Гвидо, но уточнять не стал.
— Понимаешь… — Лео пустился в объяснения, — очень приятно быть героем обороны Джильо-Кастелло. Часа два. А потом это здорово достает. К тому же Торре вчера загнал в убежище всех, кому нет шестнадцати. И все тут умирают от тоски и досады на свой год рождения. Я раз двадцать рассказывал про воздушный бой, а потом стал посылать всех подальше.
— А ты не можешь послать всех подальше? — спросил я у Гвидо.
— Угу, — тяжело вздохнул тот.
— Понятно. Попроси защиты у Мамы Маракана. В госпитале тишина и покой.
— И вдвое больше раненых, чем он может принять, — заметила Лариса.
— Все так плохо?
— Именно.
— А почему тут никто больше не лежит? — Я показал на две пустые кровати.
— Потому что все остальные с ожогами. — Лариса спрятала лицо у меня на плече.
Ребята деликатно удалились. Бедный лейтенант, он не может повернуться на бок лицом к стенке, у него от всех отворачиваний уже, наверное, шея болит.
Я осторожно гладил девочку по спине и сцеловывал слезы с ее щек. Что я мог ей сказать? Все эти жестокие игры не для нее. «А ты ими наслаждаешься! — сказал обвиняющий внутренний голос. — Хочешь посмотреть на результат?» — «Нет, не хочу, но придется», — ответил я.
Лейтенант молчал весь день, а за ужином разбил стакан. М-мм, что это с ним? Сломанные ноги — еще не повод терять годами вбитую координацию движений. Ему лет двадцать пять, не меньше. Значит, кемпо он занимается уже два десятилетия, и хорошо занимается, иначе не мог бы стать офицером-десантником. И почему ему это так понравилось?
Вечером медсестра сделала нам еще по одному уколу, пожелала спокойной ночи и выключила свет. Я долго не мог заснуть: целый день лежишь, откуда взяться усталости? И что это капает? О, черт! Я нажал кнопку звонка и не отпускал ее, пока в палату не вбежала Мама Маракана.
— Что?!
— Лейтенант! Посмотрите на него.
С координацией движений у него все в порядке, а вот с желанием жить… Я вовремя поднял тревогу, он потерял еще не слишком много крови.
Утром лейтенанта привезли обратно, со швами на запястьях, после переливания крови, ослабевшего, но живого. Разговаривать со мной он не хотел.
Мама Маракана осмотрела меня и недовольно покачала головой:
— Извини, малыш, но придется полежать еще несколько дней, тебе не повезло.
— Да что со мной такое?
— Когда вы второй раз летали, вас не встряхнуло?
— Ну встряхнуло, там такой взрыв был!
— Перелом со смещением. Позавчера, пока ты спал, мы там все починили, но если ты будешь прыгать — пробьет легкое, придется делать репозицию.
— Ладно, — проворчал я, — а война кончилась?
— Нет, наши сейчас дерутся за Эльбу, а здесь все еще не кончилось в джунглях.
— Понятно, — кивнул я.
Ничего мне не понятно. Надо не драться за Эльбу, как бы дорога она мне ни была, а врезать Кремоне в Палермо или в каком-нибудь другом жизненно важном для них месте, и как следует, тогда они и с Эльбы уйдут и рады будут, что ноги унесли. Это называется «Стратегия непрямых действий», превосходные образчики которой демонстрировал синьор Мигель прошлым летом, да и весной тоже. На Ористано ни одного выстрела не прозвучало, когда остров переходил из рук в руки.
Сразу после завтрака (лейтенанта кормили с ложечки и почти насильно) в нашу палату зашел майор Торре. Ну и видок у него; сомневаюсь, что он спал хотя бы час с тех пор, как война началась. Пожав мне руку и вымученно улыбнувшись, он обратился к лейтенанту:
— Лейтенант Веррес, я думаю, что вы ведете себя недостойно.
— Думайте что хотите.
— Послушай, сынок, я убил своего первого врага, когда твои родители еще не познакомились, и я знаю, о чем говорю: ты выбрал самый трусливый выход.
Лейтенант отвернулся.
— Не хотите разговаривать? Тогда так: я прикажу привязать вам руки и кормить внутривенно, если вы не пообещаете мне не пытаться больше покончить с собой.