Самурай - Страница 30


К оглавлению

30

Очередное приведение в порядок моих дел (опять же, умирать не собираюсь, но все равно надо) выявило следующие проблемы: проект «Смерть Кремоне» влачил жалкое существование, на него нет времени — первая сессия на носу (это вторая проблема), а ребят, кроме Гвидо и Лауры, которые еще маленькие, ожидали тренировочные экзамены.

Каким кошмарным снобом я был года полтора назад: всех считал дураками, а ведь учиться в школе гораздо тяжелее, чем дома, в тишине и покое. А раздуваться от гордости за способности, полученные мною от «дара Контакта», все равно что хвастаться Феррари (а что такого? Всего-то четверть миллиона) — в этом нет никакой моей заслуги. Кстати, моя способность объяснить что-то для меня простое оказалась почти на нуле: мои друзья быстро выяснили, что консультироваться со мной даже по физике и математике бесполезно. Яснее не становится.

Сессия у меня кончилась на один день позже, чем у ребят экзамены. Все были страшно горды собой и обещали себе и друг другу не дрожать так весной. А я наконец понял ехидную фразу синьора Брессаноне, которую он произнес в день нашего знакомства. После первого же его экзамена от группы осталась половина. Да и тем, кто его выдержал, пришлось как следует помучиться, подготовка к этому экзамену отняла у меня больше времени и сил, чем к остальным четырем вместе взятым. Тот, кто пройдет этот путь до конца, действительно имеет хорошие шансы стать незаурядным математиком. Мы уже договорились весело провести каникулы вместе: слетаем на Джильо, на Ористано, вернемся в дождливый зимний Палермо со свежим тропическим загаром и головами горынычей (Алекс настаивал).

Но один вечер я проведу вдвоем с Ларисой. Я позвонил ей на комм, чтобы напомнить о нашей договоренности и назначить время встречи, и услышал голос синьоры Арциньяно:

— Энрик, Лариса уехала на все каникулы к моей сестре (та немного приболела), а комм забыла дома.

Я извинился и прервал связь. Странный у нее голос: похоже, что синьора Арциньяно плакала. М-мм, ну это возможно — осенью она потеряла сына. А почему Лариса мне не позвонила? Ну забыла дома комм, так купила бы новый, стоят они сестерциев десять. Мрачно размышляя, не успел ли я ей просто надоесть, я бродил по парадной анфиладе первого этажа. Где меня перехватил проф:

— Что такое? Я думал, ты полетишь праздновать.

— Лариса уехала, у нее тетя заболела.

— Что ты сказал?!

Я дословно повторил реплику синьоры Арциньяно, не скрывая своего удивления по поводу забытого комма.

— У нее отец лежит с сердечным приступом, какая тетя? Вы с ней не поссорились?

— Нет. Ничего такого.

— Понятно, и с ней самой связаться нельзя.

Я похолодел:

— Вы думаете…

Проф зажал мне рот ладонью. Мы с ним почти побежали в его кабинет. Ну ничего ж себе, Лабораторный парк — последний рубеж обороны клана Кальтаниссетта, и все, кто здесь работает, проверены сто раз. И я не знаю среди них ни одного, кто бы мог предать. Тем не менее проф сам проверил кабинет на наличие жучков (чисто), поставил купол защиты и только после этого сел за компьютер и связался с синьором Соргоно:

— Зайдите ко мне в кабинет, немедленно.

Через минуту встревоженный начальник охраны был здесь.

— Синьор Соргоно, срочно проверьте все здание на наличие жучков, задействуйте только Фернана и Филиппо. Марио и Рафаэль пусть никуда не уходят, все эти четверо и вы тоже можете понадобиться в любую минуту.

Синьор Соргоно кивнул и вышел. Проф обратился ко мне:

— Ну что, взломщик, сумеешь взломать почтовый ящик шефа службы электронной безопасности?

— Вы думаете, он…

Проф покачал головой:

— Я знаю его двадцать пять лет. Его обложили со всех сторон. Не знаю только, у него действительно сердечный приступ или он не пошел на работу, чтобы не узнавать никаких новых секретов. Но это нельзя делать долго.

— Я попробую.

Теперь от моей многократно обруганной склонности к взлому зависит жизнь Ларисы.

Почтовый ящик синьора Арциньяно поддался на удивление легко: теперь я уверен, его обложили, но он сделал все, чтобы я, или проф, или мы вместе догадались, что произошло. И письма он не стер, те самые, что нас интересовали.

«Хочешь увидеть свою дочку не по частям — делай, что тебе говорят».

Ответное письмо:

«Докажите, что она у вас».

Ответ:

«Так и быть». И отсканированная записка Ларисиным почерком:

«Папа, я жива, со мной пока все в порядке. Не сопротивляйся, у тебя нет другого оружия, кроме доброжелательности. Передай от меня привет Энрику. Лариса».

— Ты уверен, что это не подделка? — встревоженно спросил проф.

— Нет, это письмо от Ларисы, — слабо улыбнулся я, — и предназначено оно мне. Лариса на Эльбе.

— Это же наш остров. И почему ты так решил?

— Вы и сами думаете, что это внутренний заговор. Иначе зачем проверять собственный кабинет?

— И все-таки почему Эльба?

Я рассказал профу о наших с ней приключениях во время похода прошлой весной.

— Понятно. Убедительно.

Проф снова сел за компьютер и связался с синьором Мигелем:

— Мигель, мальчик мой, ты не хочешь навестить своего старого учителя?

«Мальчик», разумеется, захотел. Через четверть часа он был уже здесь. И все понял с полуслова.

— Значит, это кто-то из своих, — заметил он, — не все сорняки осенью выдернули.

Вдвоем с профом они сели за компьютер: теперь среди немыслимой кучи самой разной информации им придется найти следы предательства и выяснить, на кого можно, а на кого нельзя опереться. Я встал у них за спинами.

— Энрик, убери нос, — велел мне проф.

— Ну-у, — обиженно заныл я.

30