— Ты идиот или притворяешься? Ты предложил ему посмотреть сводки потерь ВВС.
— И что?
— Он побежал признаваться в свою СБ, что его пытаются завербовать. Ну ему и вломили за то, что вообще с тобой разговаривал.
— Откуда ты знаешь?
— Мы живем в одном блоке, я ему первую помощь оказывал, ну он и проговорился, пока не в себе был.
— А к врачу…
— Тогда ему опять вломят, за то, что проболтался о том, что был в палермском отделении их СБ.
Я сел обратно на свое место и опустил голову.
— Мадонна, я знал, что они психи, но не думал, что настолько, — сказал я тихим голосом. — А зачем он побежал признаваться?
— Если бы не побежал, а они узнали, ему было бы еще хуже, — пояснил Стефан.
Я поднял глаза, Стефан смотрел на меня обвиняюще.
— Они — ваши союзники, — заметил я, — уже много лет, с коротким перерывом на союз Кальтаниссетта-Кремона, лучше бы его не было.
Он отвел взгляд.
— «Невежество — великая сила!» — процитировал я профа. — Теперь мы оба должны как-то с этим жить.
— Ты должен с этим жить!
Я кивнул.
— Понятно. Синьор Стефан Ориоло, мы теперь с вами не на ты, — постановил я и ушел.
Что я натворил? А в последнем бою? Говорили же мне, дураку, открытым текстом: в Кремоне ни у кого нет права выбора. Летчики не выбирали, идти им или не идти в армию, и десантники с того крейсера тоже! Ну а какая альтернатива? Из моральных соображений позволить им все завоевать и превратить весь мир в такую же тюрьму. Как Веррес говорил: терраформирование южного континента костями и кровью. Я совсем запутался.
Как я доехал до дому, не попав в аварию, знает только Бог.
Третьим человеком, которого я встретил в Лабораторном парке, был проф, и он стоял у меня на пути намеренно (хорошая у него разведка).
— Что случилось? — Он обхватил меня за плечи и затащил к себе в кабинет.
Я рассказал. Медленно и спокойно. Потом так же медленно и спокойно сказал:
— Я их уничтожу.
— Ты и раньше знал… — мягко заметил проф.
Я помотал головой:
— Это было теоретически, Веррес сказал, я ему поверил, «Лунный пейзаж», эта рота, которая сама себя резала, потом сводки с Эльбы, даже брат Ларисы. А это невиртуальная реальность.
— Это тебе тоже рассказали, к тому же человек, которого ты перестал уважать.
— Не такая у него фантазия, чтобы это придумать, — вздохнул я.
Вечером на тренировке сенсей остановился передо мной и сказал:
— Ты в гневе. Оставь свой гнев за дверями зала.
Я закрыл глаза и попытался так и сделать. Потом открыл их и покачал головой:
— Не могу.
Сенсей посмотрел на меня повнимательнее:
— Никакого спарринга, иди макивару обрабатывай.
Почему это толстый соломенный мат, а не все кремонские эсбэшники, шишки, важные птицы и как это еще называется? После сегодняшней тренировки снаряд придется поменять.
В пятницу я не поехал в университет, просто не мог. Сверкать еще четырьмя ястребами на борту свежеотремонтированного Феррари, хвастать своими победами, удачей, счастьем, когда они отдаются так… «Ты не виноват», — сказал внутренний голос. «Да, ну и что?» — ответил я.
Утром я написал на адрес Торре для все еще находящегося на нелегальном положении Верреса длинное и очень злое письмо, как будто он был моим подчиненным и не выполнил приказ. А «приказывал» я ему написать доклад «СБ Кремоны глазами рядового гражданина» и еще «Все, что я точно знаю о деятельности СБ Кремоны».
Днем я договорился с ребятами, что они опять придут ко мне заниматься тем же самым проектом. Их восторги по поводу первых уроков пилотирования я вынес с трудом.
От свидания с Ларисой я отказался без объяснения причин. Только извинился — и все.
В субботу утром я не поехал за ребятами сам, а попросил об этом Рафаэля, он уже начал произносить воспитательную сентенцию о необходимости ездить, если я хочу научиться, но, посмотрев на меня повнимательнее, осекся.
— И летать ты сегодня тоже не будешь. Обещай.
— Ладно, — согласился я.
Рафаэль кивнул.
Когда он вернулся вместе с моими друзьями, они некоторое время пристально меня разглядывали, Лео даже вокруг обошел.
— Что с тобой? — удивился Алекс. — У тебя глаза по пять сестерциев.
— Сейчас расскажу, — обещал я.
Виктор ждал нас у дверей моей комнаты.
— А можно мне?.. — спросил он, краснея и смущаясь.
— В вывеску тебе можно, — подтвердил Лео.
— Ладно, Лео, не трогай его, — попросил я. — Человек, который вынес пять тренировок у сенсея, заслуживает награды.
Виктор просиял.
— Ого! — Алекс был потрясен.
Почему-то я не мог начать рассказывать, пока мы шли по коридору. Только устроившись в своем кресле.
Ребята выслушали меня в молчании.
— Ты не виноват, — сказал Гвидо.
— Ну и что? — спросил я.
— Э-ээ, м-мм, — подал голос Виктор.
Мы воззрились на него. Вид у него был испуганный.
— Говори, — велел я, — ты не в кремонской СБ, ничего тебе не будет.
— У вас со всеми так обращаются, — выпалил Виктор.
— Чего?!
— Ну мама говорила — ведь всех же лупят.
— Между синяками на заднице и отбитыми почками, треснувшими ребрами и еще бог весть какими повреждениями есть существенная разница, — заметил я как специалист. — Обсуждать этнийские методы воспитания мы сейчас не будем, неактуально.
— Угу, — согласился Лео, — давайте работать.
— Задавай вопросы, — слабо улыбнулся я.
— Почему от них не бегут тысячами?
Я вывел на экран, а потом распечатал на большом листе политическую карту планеты и план Палермо отдельно (было у меня одно подозрение).
— Смотрите, — предложил я, — что общего у владений Кремоны и Каникатти?