Где-то рядом Лео, злой, как разбуженная кобра, объяснял Алексу, кто он такой:
— Это тебе что? Игра? Кто больше очков наберет? Кто тут самый храбрый?
Алекс не огрызался. И то слава богу. Через несколько минут оба подошли ко мне и сели с разных сторон.
— Я был не прав, — проговорил Алекс после долгого молчания.
— Угу, — кивнул я. — Когда я затащил вас в нейтралку и мы сражались с Джелами, я был не лучше.
Мы печально вздохнули.
— Ладно, — нарушил молчание Лео, — будем считать, что мы поумнели.
— Есть немножко, — признался Алекс.
— Проехали, — сказал я. — Скажи лучше, что нам делать дальше?
— А что делать? — удивился Лео. — Добыть транспорт прямо на глазах у отступающей армии… Нереально. И объехать фермы, на которые мы еще не успели, — тоже. Тех, что на отшибе, вроде Анджело, пронесло. А остальные — вы же видели. Если бы за нашей спиной никого не было, я бы предложил что-нибудь такое, хулиганское, чтобы кремонцы нас еще лет десять проклинали, а так… — Лео пожал плечами.
Я едва не упал на него, мне было очень смешно:
— Оказывается, ты ничуть не лучше меня!
— Я когда-нибудь говорил, что лучше?! — Лео толкнул меня локтем в бок (не наваливайся).
— Нет, но я думал, что ты гораздо разумнее. Если бы у нас была связь, что бы приказал генерал?
— Сидеть на месте и не рыпаться, — немного удивленно ответил Лео. — Ну и что? Если бы мы были втроем, ты бы не послушался.
— Ага, — согласился я, — приятно сознавать, что я не один такой болван!
— И что? — Алекс убедился, что на него не сердятся, и подал голос: — Мы будем два дня сидеть и ничего не делать?!
— Мы будем ходить дозором и охранять остров, — серьезно ответил я.
Алекс горестно застонал.
— Так тебе и надо. Перетерпишь.
Когда мы, обнявшись, вернулись к костру, наши девочки облегченно вздохнули. Конспираторы хреновы! Женщин и детей это не касается! Вот пусть они и ничего не знают и даже не догадываются. Пусть начинают беспокоиться, когда мы будем мертвы, не раньше.
Мы больше спали, чем ходили дозором. Лично я отсыпался впрок: пригодится, вернемся домой, опять придется в пожарном порядке изучать все, что было в университете без меня.
А еще мы «ходили в цирк», как выразился Алекс. Цирк устроил маленький сын Анны, той самой спасенной нами из подвала молодой женщины. Выпущенный поползать по плащ-палатке ребенок все время норовил пересечь ее границы. Его разворачивали, и, страшно удивленный, что зеленая травка опять оказалась где-то далеко, потомок первопроходцев отправлялся в новое путешествие.
— Его зовут Поль, — сказала Анна, как будто что-то решив.
Я понял, что это так и есть: еще несколько минут назад мальчика звали иначе. Теперь его будут звать в честь отца, который отдал за него жизнь. Я посмотрел на Анну: если понадобится, она тоже так сделает. А мои родители просто выбросили меня, как ненужную вещь. И я был еще меньше и беззащитнее. Черт! Плевать я на них хотел! Тогда почему это так больно? Я забрался в палатку, лег лицом вниз и сделал вид, что сплю.
Летучие коты! На свете полно маленьких детей, и у большинства из них вполне нормальные родители. Так что ж мне теперь всю жизнь рыдать из-за того, с какой яблоньки упал я сам?! Надо ввести четвертое правило: «Никогда себя не жалей!» Вот так.
В порядке борьбы со своими слабостями я вызвался помочь искупать ребенка. И правильно сделал: чертовски забавное занятие.
В три часа ночи я сидел в традиционном, но совершенно бесполезном дозоре и вдруг услышал, как кто-то ломится в мою сторону с края болота. Я зашел этому лопуху в тыл и собирался уже тихо треснуть его по голове, как понял, что это Виктор.
— О Мадонна! Я тебя чуть не убил. Какого дьявола ты здесь бродишь?
— Я искал тебя, — признался Виктор.
Часовому не следует ни с кем разговаривать и отвлекаться; с другой стороны, не будут нас кремонцы искать, не до того им; и проф тогда, на Джильо, тоже не прогнал меня сразу же, как по идее должен был сделать.
— Ладно, — проворчал я, — садись рядышком, горе луковое. Зачем ты меня искал?
— Я хотел спросить…
— Ну спрашивай.
— Откуда ты всегда заранее знаешь, как все сделать правильно? Ну… Да…
— Я не знаю, — ответил я, — я притворяюсь. Пока нам просто везет. Да и то… Гвидо…
— А если нам не повезет?
— Тогда ты уже ни о чем не успеешь спросить.
— Чего?
— Нас просто убьют.
— А почему ты не боишься?
— Я боюсь. Ты же тоже не дрожишь мелкой дрожью, а у тебя было гораздо меньше времени, чтобы привыкнуть ко всему этому.
— Ну не знаю… Тут девочки… И дети…
— Девчонки здесь родились. Беспокоиться за свою жизнь они начнут после нашей смерти. А пока они беспокоятся за нас.
— А дети…
— Они просто не понимают.
— Пьетро понимает.
— Угу, ему уже десять. Не советую тебе с ним бороться или соревноваться в стрельбе. Его учил профессионал.
— Уже десять, — усмехнулся Виктор.
— Ага, разделение полов происходит при зачатии. Так что формально ты сначала стал мужчиной, а потом родился… Да, разговаривай потише, а то мне не слышно, что вокруг делается.
Виктор покивал.
— Все равно, — упрямо заявил он, — ты какой-то слишком спокойный. Ты веришь в Бога?
— Не-е. Ты чего это? Разве похоже?
— Не знаю…
— На Этне почти никто не верит. Верить можно в свою голову, свои руки и ноги. В то, что товарищи тебя не предадут и не оставят. И все.
Виктор усмехнулся:
— У нас на Новой Сицилии вас за это клеймят аморальными типами.
— Э-ээ, а как одно связано с другим?
— Ну, я читал одного древнего автора: «Если Бога нет, то все дозволено».